blades_of_grass (
blades_of_grass) wrote2007-07-08 06:05 pm
![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
Entry tags:
(no subject)
Чехов суется со всех сторон. Говоря так, я не имею в виду, будто тень писателя, будучи отпущена из кудаонапопала, не нашла лучшего занятия, кроме как организовывать события моей жизни. "Ноосферы", "инфосферы" и связанные с ними коллективные разумы разнообразных убеждений для разъяснения феномена тоже не нужны. Понятие "феномен" подразумевает наблюдаемость - но не объективность наблюденного. Бритва Оккама отсекает объяснения, основанные на внешних по отношению к наблюдателю, т.е. мне, причинах происходящего. ССЧехова - почти ССЧП, даже и плакать оба могут заставить, примененные неумело - стоит у меня, не перечитанное после университета.
Опрос у Ивана Наумова заставил меня задуматься над причиной моей нелюбви к классику. Опять я попадаю в эту ловушку - пишу о нелюбви к Чехову, имея в виду, конечно, нелюбовь к его произведениям. К его литературным произведениям. К его прочитанным мною литературным произведениям. Итак, опрос заставил меня задуматься над причиной моей нелюбви к его рассказам и пьесам, некогда читанным мною. Эта конструкция ставит читателя и читаемое в соответственно пассивную и активную позиции, следуя двусмысленным рассуждениям Шахрезады и ее демона-музыка. Но так же уверенно можно сказать, что Читатель оплодотворяет Текст - а многие авторы скажут, навязывая следующий раунд метафоры жизни-в-смерти, что он его насилует, тогда как они, авторы, хотели бы для своих творений богоподобного бессмертия и неизменности. На что читатель возразит, что существующие религии ну никак не дают образам богов такой индульгенции.
Я не пытался быть парадоксальным, замечая в том разговоре о Чехове, что, по моему мнению, следует избегать предоставляемых опросами возможностей задуматься над ходом своих мыслей и предпочтений. В моем случае отталкивает не сам ход мыслей, а те препятствия, которые заставляют его сделать выбор, на самом деле никакой свободы не предоставляя. Не путь по Лабиринту и не его цель и смысл, а картинки на его стенах - вот что заставляет бежать, зажмурившись, мимо. Как в Зазеркалье, мы оказываемся от выхода тем дальше, чем быстрее бежим. Не удивительно ли, что фантастический образ из давно увиденного сна оказывается предрожденным отражением логической цепочки, выраженной произвольной, казалось бы, метафорой? Нисколько - это проявление того же алгоритма, что заставил меня заметить подсовываемого мне Чехова. Я вижу то и только то, что проявляется в свете, поляризованном решеткой моих мыслеобразов. И даже выбравшись из клетки, я все равно увижу только то, что освещено дифрагированным потоком.
Итак, Лабиринт есть жизнь, выход из него есть смерть, и чем больше усилий над собой я сделаю, рассматривая вызывающие отвращение картинки на стенах, пропуская их чрез себя, пережевывая отрыгнутое до полного усвоения, до слияния с тем, что вызывало ранее отторжение, чем теснее я сольюсь со своей темной стороной, тем быстрее я доберусь до выхода, за которым новая жизнь. Так что я говорил истину, как я ее вижу - стоит ли хвататься за каждую возможность самоанализа, а то и активно изыскивать их, бродя по сети и примеряя на себя неплатоновские многогранники опросов, или это не приведет нас к желаемой цели, зависит, разумеется, от того, какова эта цель. Дело в том, что - а уж кто так устроил, злобный демиург или благой, неясно - в этом процессе нас поджидает по меньшей мере одна ловушка. Пока тебе кажется, что цель есть познание себя и прочая интроспективная мишура, ты накапливаешь знания. Но наступит момент, и восторг Скупого Рыцаря над полным многими монетами сундуком перейдет в столь же многия печали, и ты внезапно увидишь: у Сундука есть ножки, а взгляд его - хоть и совершенно непонятно, чем же Сундук может глядеть - взгляд его подсчитывает твою калорийность точнее, чем персональный диетолог Ганнибала Лектера. С этого момента твоей целью, если ты похож на меня, станет избегать пасти Сундука, пока это получается - или пока цель не поменяется снова. И возможно, когда это случится, ты обнаружишь, что монет в Сундуке не так уж и много, во всяком случае, пропуск в Рай на них не купишь - то ли курс поменялся, то ли ты поиздержался в дороге - короче, что надо опять зарабатывать и копить. Но, увы, твоя специальность уже устарела и на интервью тебя не приглашают. Мне и тебе известно число этих ловушек, в которые мы все попадем прежде, чем доберемся до цели, и число это - 42. Правда, я до сих пор не нашел человека, который бы знал, в какой системе счисления оно записано.
Но вернемся к Чехову, а также к яичнице; фантастике и прозе. Чехов, помнится, утверждал, что дело писателя - верно описывать жизнь, не делая выводов. Под выводами он, если я не ошибаюсь, понимал что-то вроде награждения недостойных и наказания непричастных, иными словами, намек на то, что описываемое имело смысл и последствия. Этим он максимально отдалил литературу от ее предка - сказки и мифа, где все имело цель и последствия, более того, ради этого их и рассказывали. Выбирающий фантастику - но не абсурд - как метод тем самым делает неявное, но неизбежное заявление: я хочу рассказать историю, в конце которой будет то самое наказание и награждение. Верное описание повседневной жизни шестоногих недопырей будет интересно только самим недопырям. Человекам же нужна проекция их жизни на недопырскую, причем проекция узнаваемая. А поскольку плоскость, на которую проецируют, не соответствует ни по цвету, ни по фактуре, необходимо сохранить узнаваемым контур - начало квеста, схождение под землю, возвращение. Ну или хотя бы поиски артефакта-солонки, встреча с фигурой Небесного Отца, представленного капитаном и так далее.
Опрос у Ивана Наумова заставил меня задуматься над причиной моей нелюбви к классику. Опять я попадаю в эту ловушку - пишу о нелюбви к Чехову, имея в виду, конечно, нелюбовь к его произведениям. К его литературным произведениям. К его прочитанным мною литературным произведениям. Итак, опрос заставил меня задуматься над причиной моей нелюбви к его рассказам и пьесам, некогда читанным мною. Эта конструкция ставит читателя и читаемое в соответственно пассивную и активную позиции, следуя двусмысленным рассуждениям Шахрезады и ее демона-музыка. Но так же уверенно можно сказать, что Читатель оплодотворяет Текст - а многие авторы скажут, навязывая следующий раунд метафоры жизни-в-смерти, что он его насилует, тогда как они, авторы, хотели бы для своих творений богоподобного бессмертия и неизменности. На что читатель возразит, что существующие религии ну никак не дают образам богов такой индульгенции.
Я не пытался быть парадоксальным, замечая в том разговоре о Чехове, что, по моему мнению, следует избегать предоставляемых опросами возможностей задуматься над ходом своих мыслей и предпочтений. В моем случае отталкивает не сам ход мыслей, а те препятствия, которые заставляют его сделать выбор, на самом деле никакой свободы не предоставляя. Не путь по Лабиринту и не его цель и смысл, а картинки на его стенах - вот что заставляет бежать, зажмурившись, мимо. Как в Зазеркалье, мы оказываемся от выхода тем дальше, чем быстрее бежим. Не удивительно ли, что фантастический образ из давно увиденного сна оказывается предрожденным отражением логической цепочки, выраженной произвольной, казалось бы, метафорой? Нисколько - это проявление того же алгоритма, что заставил меня заметить подсовываемого мне Чехова. Я вижу то и только то, что проявляется в свете, поляризованном решеткой моих мыслеобразов. И даже выбравшись из клетки, я все равно увижу только то, что освещено дифрагированным потоком.
Итак, Лабиринт есть жизнь, выход из него есть смерть, и чем больше усилий над собой я сделаю, рассматривая вызывающие отвращение картинки на стенах, пропуская их чрез себя, пережевывая отрыгнутое до полного усвоения, до слияния с тем, что вызывало ранее отторжение, чем теснее я сольюсь со своей темной стороной, тем быстрее я доберусь до выхода, за которым новая жизнь. Так что я говорил истину, как я ее вижу - стоит ли хвататься за каждую возможность самоанализа, а то и активно изыскивать их, бродя по сети и примеряя на себя неплатоновские многогранники опросов, или это не приведет нас к желаемой цели, зависит, разумеется, от того, какова эта цель. Дело в том, что - а уж кто так устроил, злобный демиург или благой, неясно - в этом процессе нас поджидает по меньшей мере одна ловушка. Пока тебе кажется, что цель есть познание себя и прочая интроспективная мишура, ты накапливаешь знания. Но наступит момент, и восторг Скупого Рыцаря над полным многими монетами сундуком перейдет в столь же многия печали, и ты внезапно увидишь: у Сундука есть ножки, а взгляд его - хоть и совершенно непонятно, чем же Сундук может глядеть - взгляд его подсчитывает твою калорийность точнее, чем персональный диетолог Ганнибала Лектера. С этого момента твоей целью, если ты похож на меня, станет избегать пасти Сундука, пока это получается - или пока цель не поменяется снова. И возможно, когда это случится, ты обнаружишь, что монет в Сундуке не так уж и много, во всяком случае, пропуск в Рай на них не купишь - то ли курс поменялся, то ли ты поиздержался в дороге - короче, что надо опять зарабатывать и копить. Но, увы, твоя специальность уже устарела и на интервью тебя не приглашают. Мне и тебе известно число этих ловушек, в которые мы все попадем прежде, чем доберемся до цели, и число это - 42. Правда, я до сих пор не нашел человека, который бы знал, в какой системе счисления оно записано.
Но вернемся к Чехову, а также к яичнице; фантастике и прозе. Чехов, помнится, утверждал, что дело писателя - верно описывать жизнь, не делая выводов. Под выводами он, если я не ошибаюсь, понимал что-то вроде награждения недостойных и наказания непричастных, иными словами, намек на то, что описываемое имело смысл и последствия. Этим он максимально отдалил литературу от ее предка - сказки и мифа, где все имело цель и последствия, более того, ради этого их и рассказывали. Выбирающий фантастику - но не абсурд - как метод тем самым делает неявное, но неизбежное заявление: я хочу рассказать историю, в конце которой будет то самое наказание и награждение. Верное описание повседневной жизни шестоногих недопырей будет интересно только самим недопырям. Человекам же нужна проекция их жизни на недопырскую, причем проекция узнаваемая. А поскольку плоскость, на которую проецируют, не соответствует ни по цвету, ни по фактуре, необходимо сохранить узнаваемым контур - начало квеста, схождение под землю, возвращение. Ну или хотя бы поиски артефакта-солонки, встреча с фигурой Небесного Отца, представленного капитаном и так далее.
no subject
no subject
no subject
Причем я не говорю, что Чехов - это плохая литература. Он не отвечает моим вкусам, но он и не обязан им отвечать.
no subject